ПОФИГ (HARD-ЮМОР)

Она была чья-то дочь, и Он знал это, но ему было пофиг. А ей было не пофиг. Поэтому Она так прямо и сказала: "Проходите, садитесь в это шикарное кожаное кресло." Ему было пофиг кожаное кресло и Он повис на люстре. Он ей понравился ещё больше, поэтому Она так прямо и спросила: "Вам чай или кофе?" Ему было пофиг чай или кофе, поэтому Он так прямо и сказал: "Стакан кипятку, две ложки сахара, три ложки сгущёнки, пять капель самогона, печенье, сервелат с хлебом, шпроты в масле, кильку в томате и – всё, больше мне от вас ничегошеньки не нужно!"

Она сразу влюбилась по уши, сглотнула слюнки и полезла к нему на люстру. Ему были пофиг Эверест и Джомолунгма, и Он быстренько спихнул её обратно на грешную землю.

"О, жестокий! О, бессердечный!" – крикнула Она и стала биться головой о стену. "Московское время – девять часов!" – отозвались за стенкой. "К чёрту ваше московское время! К чёрту, к чёрту, к чёрту! – кричала Она, – Ему всё пофиг! Ему даже не нравится то, что мне нравится!" "Что тебе нравится, милая?" – спросили за стенкой. "Как – что? – удивилась Она, – Конечно же: большие куски сала, щедро политые земляничным вареньем!"

За стенкой тяжело упало чьё-то тело и сработал унитаз. "Ну, всё! – сказали за стенкой, – Сейчас мы придём тебя подстригать!" Через минуту в дверь аккуратно позвонили, и вошли Они. Они были, как всегда, с двумя глазами, двумя руками и двумя ногами во фраке.

Он сидел на люстре и, не спеша, читал "Мурзилку". "Бессердечный! – кричала Она ему в лицо, – Ты позволишь, чтобы меня подстригли за такой пустяк?" Но ему было пофиг. "Какой печальный сюжет! – Печально сказали Они, – Она любит его, ему всё пофиг, её подстригают, а он сидит на люстре и читает "Мурзилку". "Какой печальный сюжет! – снова сказали Они, – Но мы не можем оставить без внимания факты! Факты – упрямая вещь! А сало с земляничным вареньем – ещё упрямее!" Так сказали Они и одели кожаные перчатки. (Даже пупсикам известно, что перчатки не оставляют отпечатков и в перчатках лучше  подстригать).

Она, с диким топотом, стала бегать из угла в угол, а Они, с диким хохотом, стали её догоняти. И вот, однажды, в семнадцатом веке Они её догнали и стали её подстригать. Сначала Они подстригали её булкой белого хлеба из соседнего магазина. Потом Они завивали её дипломированным специалистом из соседнего института. Потом, Они освежали её оцидофилами, низколетящими над центрами солнечных масс... Центры стали короче, специалист – умнее, а хлеб – помягче ... и это главное.

"И это – главное!" – сказали Они и показали рукой куда-то вдаль. "Вы знаете, мне уже всё пофиг!" – тускло сказала Она. "Что мы слышим?" – удивились Они и ушли гусиным шагом куда-то вдаль.

Он же – не спеша дочитал "Мурзилку", допил свой кипяток с двумя ложками того и двумя ложками сего, посмотрел ему^* в глаза и стал ко всему неравнодушен. Всё теперь стало ему интересно. Ко всем Он стал приставать и докапываться. И даже к ней у него появилось какое-то дело. Он ей так прямо и сказал: "Проходите, садитесь в это шикарное кожаное кресло!" Но ей было уже пофиг кожаное кресло, и Она полезла на люстру...

^*- кипятку.